Тебя разрывает на куски (с) мой муж.
**предисловие**
Очень сложно остановиться на чем-то одном. И это правда. Всегда весна была неким импульсом, который просыпал меня и мою жизнь к активным действиям. А сейчас..а сегодня. Нет это не связано с возрастом, а скорее с ситуацией вокруг меня. Для меня эта весна еще толком не начавшись, стала терпкой и горькой. Я стараюсь сейчас не особо распространяться о личной жизни и о семье в дневнике. И дело не в том, что это неприлично, или я повзрослела. Просто есть вещи, которые после развода и последующей жизни я не хотела бы и выносить на обсуждение, да и распространяться, а есть вещи, которыми я просто еще не готова делиться.
Так случилось в моей жизни, не раз и не два а достаточное количество раз, когда по мне же била моя излишняя искренность и открытость. На нее тоже уходят силы, силы доказать этом миру, что такая жизнь тоже имеет право на жизнь. А когда отстаивать свою жизнь и точку зрения не остается сил, вот тогда это и бьет из-за угла. Но все же я считаю как сказал один “критик” – “публичный эксбиционизм”, или выражение, которое не в пример ему тактичнее, и деликатнее “снимание с себя шкуры”, не всегда есть акт желания популярности. Я полгода жила в раздумьях - быть ли этому дневнику или не быть. Все таки это такой же ответственный шаг, как многие. Для меня возвращение к такому вполне откровенному стилю письма, это прежде всего попытка взять ответственность за свои суждения и за свой стиль. Я постараюсь не делать его закрытым, хотя бы от зарегистрированных пользователей дневников. Часть будет для моих друзей транслироваться в жж. Но жж все же останется неким атавизмом, этакой копиркой.
О, кстати, Тавиель, мерси твоему другу Ри за сервис перепоста из дневников в жж, это отличный сервис. И да я согласна твой рост как художника впечатляет. Всю зиму ходила облизывалась, восхищалась, продолжай в том же духе ты - солнце.
****
Я уже неделю как в Чебоксарах с мамой. А причина терпкой и горькой весны, в том что мамина мама, бабушка при смерти. И так случилось, что это уже вторая моя бабушка с которой я рядом в ее последние дни. И вроде бы так хочется закрыть блокнот, и больше ничего не писать. Я когда-то писала о том как уходят люди.А уходят они по разному. Не знаю как это описать, я была здесь еще месяц назад. И вот через месяц мы опять здесь. В тот раз бабушка даже с нами попрощалась, сказала, что будет скучать. В этот приезд она уже почти не говорит, а когда говорит то только по-чувашски. “Мой ангел” – говорит моя мама, а сама почти все время плачет. Приезжает крестная, приходит дядя, приезжает баба Агаша из деревни с тетей Ритой. Очень тихие разговоры на кухне, за жизнь о том что будет, о том что надо достойно подготовиться, о том что надо найти узелок… Всем хочется говорить не о том, но о самом главном не получается, слова застревают в горле. И дело не в том, что это было внезапно ли и. Семь лет назад у бабушки нашли рак груди. Думаю моя мать сделала невозможное и бабушка прожила эти семь лет только благодаря моей матери. А месяц назад нам сообщили, что у нее метастазы в печени. Это смертный приговор растянутый на дни и помноженный на часы. Часы ожидания, невыносимого туда сюда. Спасает быт. По крайней мере меня спасает. За месяц ожидания я просто внутри себя повторяю “Всему свое время”, и занимаюсь тысячей дел. А у мамы из-за ее работы нету этого быта. Хотя можно сказать, что это просто разность характеров. Не хочу себя оправдывать, но по своей второй бабушке я скучаю и по сей день, но постоянно плакать почему-то не могу. Иногда кажется что плакать проще, иногда, особенно глядя на мать, думаю что нет. А бабушка просто тает на глазах. Уходит как-то совершенно не так как моя еще одна бабушка. Иногда кажется, что завтра проснешься, а ее уже не будет. Она всегда была простая, и очень добрая. Это единственный человек из моей семьи, который никогда никого не осуждал, не оценивал. Она и вправду была у нас светлым человечком, как будто жила в другом мире,в котором нет этой чудовищной системы взаиморасчетов. Когда я начинала писать Шалино, воспоминания о матери я смешивала из дорогих мне старших женщин. Аристократичность я брала у моей московской бабушки, строгость от мамы, а доброту и благость от бабушки Зины.
****
В поезде сюда приняла решение все же дописывать Шалино. И дай бог, у меня хватит сил ее реанимировать, я просто должна. Хотя бы потому что там будут обязательно записи о матери Шалино, а еще в виду всего что я переживаю и с чем пришлось столкнуться в эти полгода будут маски – трое из мира снов служители “ритуальных услуг”. А еще сказочка в стиле негритянских народов – вот только бы как бы повторить их стилистику – о потерянной смерти. Еще не решила как выставлять – кусками как прежде, или уже большими абзацами. Понимаю, что на уровне как хорошо у нас зачем читать такое, могу по заявкам трудящихся разделить посты в таком вот стиле для кучки, кому интересно, а просто постфактные для всех остальных.
****
И все же как ни горько такое вино, оно напоминает мне, что есть завтра, и в этом завтра я чему-то должна научить свою дочь, и еще не все в жизни достигнуто и не все дела сделаны. Я ловлю себя на мысли, что есть многое и я спешу потому, что кажется я где-то пропустила пару десятков поездов. Застыла как муха в янтаре. Конечно сейчас меня разрывает на части. Я пытаюсь эти части склеить, и спасибо моему мужу, что терпит такое расклеенное существо.
не разваливайся, держись за каждую частичку себя. ты
мненам нужна. вот